Новосибирск — героическое путешествие от безвременья к утопии, которая сбылась.
Последние полгода я ходил по центру Новосибирска, разглядывая его фактуру, и местами не мог скрыть восхищения и изумления. Настроение явно мне подходило, но было непонятно, что именно меня цепляет. На новогодних праздниках я заглянул в Краеведческий музей на выставку “История новосибирской области” и в ЦК-19 на выставку по архитектуре советского модернизма “Город завтрашнего дня” и нашел там кое-что интересное по этому поводу.
Что могу сказать: жаль, что они убрали зиккурат с крыши филармонии, — выглядел офигенно.
И особенно жаль, что не получилось реализовать идею с дичайшими демонстрациями, которые проходили бы через Оперный, прямо по сцене: всякие там люди в костюмах кукурузы, или в духе революционного искусства 20х, полуобнаженные или даже обнаженные, как и положено в сатурналиях, на волнах всеобщего экстаза. Точнее, на волнах огромной освободившейся энергии, которая легла в основу единого устремления, тотального порыва к будущему, диктующего свои правила.
Это настроение до сих пор транслируется старыми зданиями, рассредоточенными по городу. Новосибирск, как хорошая литература, многослоен, полон аллюзий и сообщает некоторую историю.
Кажется, что обширность и суровость окружающих пространств, исподволь влияет на городской порядок, и хотя Новосибирск, словно сквоттер, занимает все новые территории без предварительного согласования, его смысл и форма находятся под некоторым влиянием местоположения.
Пространство вокруг Новосибирска когда-то было окраиной великих кочевых империй: в средние века на восток от нас была империя Юань, созданная ханом Хубилаем, на западе начиналась Золотая Орда, а на севере застыл палеолитический мир, который не сильно изменился с приходом эпохи железа.
Когда живешь в Сибири, то иногда ловишь отзвуки этого мира, некое предвоспоминание о домах из костей и шкур огромных животных, об огне, крови и бесконечной зиме. В этом жестоком безвременье тонут такие значимые явления истории Сибири, как первые казачьи остроги, Сузунский завод и Сибирский Тракт, который еще называли «Великим чайным путем», проходящим из Москвы в Пекин.
Потом вдруг какие-то люди начали прокладывать железную дорогу посреди этих недружелюбных пространств. Углы безжалостно срезали, поэтому на маршруте от Челябинска до Иркутска средняя станция появилась не в городе науки и культуры Томске, через который проходил Сибирский тракт, и не в промышленно-купеческом Барнауле, а вообще непонятно где, и называлась эта станция «Обь».
Город возник буквально из ниоткуда, как будто кто-то спроецировал сгусток космической энергии, и она начала притягивать странных людей, которые тут же принялись строить избы, землянки и дома из красного кирпича, а через какое-то время — революционные зиккураты и свой утопический Эквилибриум.
Это было дофаминово-тестостероновая эпоха мечтаний, подъема и больших надежд. В системе ценностей на первый план выходили поиск и эксперимент.
В стремлениях — стремления к деконструкции и созданию нового.
В качестве созидательной составляющей можно, кроме прочего, назвать супрематизм, визитной карточкой которого стал «Черный квадрат» Казимира Севериновича Малевича.
При кажущейся простоте эта работа похожа на айсберг в океане: ее видимая часть как бы освобождает простую геометрическую форму и основной цвет, в то время как скрытая часть, за которой стоит супрематизм, исследует их воздействие на сознание, то есть некую прикладную функцию [1].
Современный дизайн немыслим без супрематизма: продуманное использование базисных цветов и форм, действительно стали символами будущего.
Если вы смотрите на здание в Новосибирске и видите минималистичность, отсутствие декора и сочетание простых геометрических фигур, слагающих нетривиальную композицию, то вероятнее всего, это здание 1920х — начала 30х годов — времени, в котором приближали наступление будущего.
Будущее, если судить по «Манифесту футуризма» 1909 года, виделось далеко не вегетарианским: технический прогресс и урбанизация сочетались с насилием и войной. «No fate», как сказала бы Сара Коннор — нет другой судьбы, кроме той, что мы творим для себя сами.
Футурист Велимир Хлебников написал в начале века стихи:
И на путь меж звезд морозных
Полечу я не с молитвой
Полечу я мертвый грозный
С окровавленною бритвой.
Ну вот. Мы добрались до деструктивной части эпохи. Начиная с 17го года, энергия нации, которая сдерживалась десятилетиями, вдруг приходит в движение, освобождается. В течение нескольких лет чудовищный социальный перекос ликвидируется, но это не кропотливая работа по постепенному изменению сознания. Это время, когда идеи уничтожаются вместе с людьми, их исповедующими.
Многие тогда смотрели на исторический пример Великой Французской Революции: одной из самых кровавых в истории Европы. В стихотворении Максимилиана Александровича Волошина «Голова madame de Lamballe» повествование ведется как бы от лица отрезанной головы французской аристократки, которую изнасиловали и убили восставшие:
И парижская голь
Унесла меня в уличной давке,
Кто-то пил в кабаке алкоголь,
Меня бросив на мокром прилавке…
Куафёр меня поднял с земли,
Расчесал мои светлые кудри,
Нарумянил он щёки мои,
И напудрил…
Эта изнасилованная и буквально разорванная на части женщина символизировала старую Францию, безжалостно уничтоженную во имя нового мира.
Я иногда заглядываю в Сквер Героев Революции, где в числе прочих героев похоронен Петр Ефимович Щетинкин — человек, участвовавший в разгроме барона Романа Федоровича фон Унгерн-Штернберга. Роман Федорович был олицетворением катастрофы старых ценностей царской России и действовал в последние годы своей жизни так, словно мадам де Ламбаль была его женой, замученной большевиками.
Юный XX век ходил по миру с полными карманами сюрреалистических революционных идей, и Унгерн, подгоняемый террором и отчаянием, которые сам же за собой сеял, получил в награду за свои страдания одну такую. Не думаю, что будет большим преувеличением сказать, что он стоял у истоков евразийства. Так или иначе, Роман Федорович помог отвоевать независимость Монголии, вел переписку с Его Святейшеством Далай Ламой XIII, и почти откочевал в Тибет, но был предан своими же людьми и закончил свои дни в Новосибирске. Унгерна публично судили недалеко от современного парка «Городское Начало», после чего он был расстрелян и похоронен неизвестно где [2]. По одной из версий, его тело покоится в братской могиле, находящейся на территории сквера героев революции, чуть поодаль от официальных могил героев.
ЛЮДЯМ СУДЕБ ПРОСТЫХ И ВЕЛИКИХ
БОРЬБА СТАЛА ОБЩЕЙ СУДЬБОЙ,
И СИБИРЬ ПАРТИЗАНСКАЯ ГРОЗНЫМ ПОЖАРОМ
ПОДНЯЛАСЬ НА РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ;
В конце XIX — начале XX века Монголия, Китай, Тибет и Средняя Азия, были частью Большой Игры и планы Унгерна по воссозданию империи Чингисхана можно рассматривать как своего рода ностальгию по колониализму Российской Империи. Впрочем, империя распалась, новой не возникло, а те, кто пережил катастрофу и не принял новый порядок, выехали из России вместе с двумя волнами эмиграции: европейской и китайской. К этим людям относился и Н.К. Рерих, чьи идеи взорвали самиздат в 1970е. Современные историки считают, что в 1920–30е годы Рерих искал пути создания «Третьей России»: не царской, не большевистской, а свободной, народной или вроде того. Вслед за Унгерном, он видел возможность возрождения потерянной родины в Азии, однако его мечтам не суждено было сбыться [3]. Мир, к которому принадлежали Рерих и Унгерн, был потерян навсегда.
В архитектуре 1920х — начала 1930х годов не осталось драматизма революционного времени, однако в ней запечатлено стремление к освобождению и новизне. Она буквально предсказывает будущее в его новой минималистичной форме. Как по мне — это удивительно.
Я бы хотел закончить эту заметку историей «Сибревкомовского моста», который был построен через реку Каменку в 1926 году. Он задумывался как обычный мост через реку, но стал чем-то большим. Дело в том, что река Каменка стала Ипподромской улицей, но не перестала быть рекой, поскольку ее спрятали в коллектор под дорогу. Ее устье — это сердце Новосибирска, то есть то самое место, вокруг которого возник город. Возможно, не идеальный, сложный, но без сомнения революционный, интеллектуальный и удивляющий при ближайшем рассмотрении.
Сноски:
1) Волкова П. — Мост через бездну. Комментарий к античности. М.: АСТ, 2005
2) Кузьмин С.Л. — История барона Унгерна: опыт реконструкции. М.: КМК, 2011
3) Росов В. А. — Русско-американские экспедиции Н.К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы). Спб: СпбГУ 2005 — Автореферат диссертации, на соискание докторской степени.
